Родилась в 1934 году, в холодное время года — 8 ноября. Мама – вечная труженица – рассказывала, что до последнего была на работе – кормила свиней, телят, доила коров. Никаких декретных отпусков не было, никто о них не знал и не мечтал. Трудились с раннего утра до позднего вечера. А дома еще полная стайка скота. Этим кормились, ведь денег тогда не получали – трудодни в конце года.
Маленькую меня она носила с собой на работу, как и другие женщины. Мама рассказывала: «Завернула я тебя в одеяло, принесла на ферму. Варька свою девочку принесла. В запарнике, в конце двора, где варили еду поросятам и телятам, было потеплее. Сытые, вы посыпали, и мы положили вас между печкой и стеной – самое теплое место.
Жила семья в деревне Тычинская. Народ работящий там был. Мужчины много рыбачили (деревня раскинулась по берегу реки Иртыш), охотились, картошки много сажали. Поэтому и в трудные годы не голодали. Дед Андрей Савельевич (по линии матери Александры Андреевны) был настоящим мужиком, кормильцем семьи. Наловив много рыбы, дичи, он отправлялся в ямщину (несколько человек ехали на лошадях, груженных всякой всячиной). Ездили далеко от дома, обратно привозил не деньги, а обмен на рыбу и дичь – продукты (крупу, которой ещё не видели в деревне). Помнит Александра Андреевна и как дед привёз большие комки сахара (сахар кусковой – называли). Потом дед клал комки на большую свою ладонь, зажимал пальцами и ударял по комку обратной стороной ножа. Комок раскалывался на маленькие комочки, и с ними пили чай – макали в горячую воду и долго посасывали. Позже стал привозить отрезы ткани – была такая невидаль в деревне. Семья жила хорошо, не бедствовала, всегда в амбаре были продукты.
Помню хорошо себя лет с 5-6. Уже тогда мне приходилось работать, как взрослой. Мама уходила на работу в 4 часа утра. А еще надо было дома управиться со скотиной. Затопит она печь и будит меня: «Шурка, намой картошки в чугунки, как дрова прогорят, долей воды и поставь варить». До сей поры помню, какие они были тяжеленные. На шесток их еще как-то поставлю, поддкну ухватом, а впечь не могу поставить. Сколько раз опрокидывала, сколько слез пролила. А как вытащить из печи? Опрокину, потом картошку из углей вытаскиваю клюкой. Потом потихоньку меня мама стала брать на дойку. Выберет самых слабеньких коров, я по три коровы выдаивала – и то помощь маме.
Летом, 7-8-летних детей, нас отправляли полоть хлеб. Голыми ручками мы вырывали колючий осот, другие сорняки. И никто не плакал. Картошки подойдут, их отмеряют по 25 соток и мы, как муравьи, их полем. Знали, что маме дополнительные трудодни. К Новому году на трудодни давали зерно, льняное масло, конопляное масло.
Летом нас, детей заставляли высекать колки – поля зарастали талом. Мы работали с женщинами, одних не отпускали. Ведь топор – не ручка шариковая. Однажды приехал как-то начальник из города, подошел к нам (а на нас глядеть-то страшно: грязные, плохо одетые) и говорит: «Кончится война, вам, дети, дадут медали, как и вашим мамам». И в 1945 году нас вместе с мамой наградили медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг». А мне было 11 лет.
Вспоминает Александра Андреевна трудный 41-й год: «Мужиков молодых забрали на войну. А тут ещё наводнение страшное. Скот угнали на «барашку» (высокое место так называлось). Нас, помню, вывозили с деревни, когда вода подошла под пол. Некоторые жители спасались на крышах, не хотели дома покидать. Помню, как у соседей волной большой как ударило по стайке, она и разлетелась. Куры во все стороны, так и утонули все. Нас расселили по домам в деревне Панушкова она на высоком берегу стояла, её не топило. Потом у панушковских покупали на посадку картошку в тридорога – по 40 рублей ведро. Как это бывает: кто – то наживается, а кто – то бедствует. Сажали только кожуру с росточками. Рождалась одна мелочь, но и этому были рады. С нетерпением ждали тепла, когда вырастет трава. Кашку (клевер) сушили, потом толкли, варили кашу.
К весне, в марте месяце, кончалось сено, солома. А корову-то надо кормить. Вот я вела ее по снегу в тальник, ломала ветки, и голодная корова целый день объедала верхушки веточек – так выживала. Остатки от веток не бросала, домой тащила. Дома обдирала кору с них, ее давали овцам.
Вечерами вязали носки, рукавицы, сушили картошки – посылки отправляли на фронт.
И снова беда: лето 42-го было очень ненастное и «дорогая картошечка вся сгнила. Её выкапывали и делали крахмал. Потом какую – то похлебку варили с крахмалом». После войны мужики не вернулись – сложили головы свои на войне.
Наша семья, помню, держала трёх коров и быка Алёшку. Он был смирный, его запрягали вместо лошади и возили сено. Сена не хватало до весны, и я ездила на быке (сама ещё ребёнок) ломать веточки таловые, чтобы вечером ободрать с них зелёную сочную кору и утром коров покормить. А потом пристрастилась и стала и коров с собой в лес брать. Они объедали там у тала зелёные верхушки.
Помню осенью мы с мамой молотили лён. И тут молотилка сломалась. Мама говорит: «Шурка, побежали скорей домой. Вёдер несколько картошек накопаем, пока ремонтируют». Нас заметил уполномоченный и отругал, что колхозную работу оставили. Строго всё было очень!
Училась я в малокомплектной школе в деревне Пивновой, за 4 километра от нашей Тычинской. Учителем был Усов Михаил Федорович. Очень строгий. После уроков надо было успеть идти домой. Зимой темнело рано, а в то время в лесу было много волков. Мальчишки из консервных банок делали факелы, чтобы отпугивать волков. На огонь они не идут, боятся. Поэтому домашние задания выполняли на «5», чтобы Михаил Федорович не оставил после уроков. Со школы приду – и маме помогать. Она коров подоит, молоко просепарирует, а я обрат телятам таскаю. А играть – только в школе. Посередине школы – коридор, там на переменах и играли. До сей поры помню: «А мы просо сеяли, сеяли».
Когда уже постарше стали, так на берегу пропадали. Песни пели, много их от бабушек и мам знали. А еще на берегу был вкопан столб и сверху 4 веревки. Пареньки их поддевали палками и кружили нас. Смеху, визгу, ой!
Александра Андреевна много лет проработала в сельском совете. С мужем вырастила двое детей. Выйдя на пенсию, входила в состав совета ветеранов, пела в ансамбле «Малые зори». Сейчас живёт одна в своём красивом аккуратном домике. Умудряется по лестнице, которую сама сделала, забираться на крышу сарая и сбрасывает снег. Сама сажает всю «мелочь» в огороде и 18 соток картошки – жалко, что огород зарастает.
Рассказ А. А.: «Лестница нынче сломалась, её ещё муж делал – сгнила. Пошла в лесок, чтобы жердей – то приготовить, ходила, ходила – не тот теперь лес! Нашла 2 сосенки метров по 7 – 8. Вырубила, сучки обрубила, сложила. Притащила по – очереди во двор, а там уж ошкурила. Недавно дом обшивала, остались красивые досочки – нащелины. Я их ровненько напилила. Разметила рулеткой одинаковые отрезки на жердях и приколотила досочки. Хорошая получилась лестница, хоть на конкурс. Тяжёлая правда была, пока жерди не высохли, еле дотащила её до стены. Теперь смело буду забираться на сарай, чтобы снег сбрасывать. Сарай – то старенький, боюсь крыша от снега провалится, вот и сбрасываю его. Это рассказывает 88 – летняя женщина. Вес держит всё время – 56 кг. При росте, наверное, 1,50. А ещё про вес: «Интересно что вес всегда был 56 кг. Приезжали раньше закупать картошку. Снимут с машины весы, а я им говорю: «Сейчас проверю правильно ли весы показывают. Встану — 56 кг. Ну, можно картошку заваливать». Мужики хохочут.
Вот такая женщина, закалённая с детства физическими трудностями.
Летом спрашиваю Александру Андреевну: «Как здоровье? Чем заняты?» Рассказывает: «Нынче в картошке мокрицы наросло! Чёрт бы её подрал. Выдёргивается плохо, а останется корешок – через 3 дня опять поднимется. Вот и сначала рыхлю землю вилами, потом собираю мокрицу – то. Целые стога уж наметала из неё. Ещё лето такое жаркое! Дак я встану в 3 часа утра и до жары работаю. Потом иду домой отдыхать. А то голова стала что – то кружиться от солнышка. А огород жалко! Да и какая картошка вырастет — мелочь одна»
Записала Пронтишева Нина Михайловна, председатель Малозоркальцевского совета ветеранов.